Blueprint
T

Икона стиля: Владимир Маяковский

16 октября в центральном здании Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля на Зубовском бульваре — в отделе «Доходный дом Любощинских-Вернадских» — откроется выставка «От Толстого до Толстого. Писатель, мода и стиль». Идея проекта — не только показать личные вещи больших русских писателей, но и развенчать стереотипы про их отношения с модой (которых якобы не было). Пожалуй, самый ярый модник из числа героев выставки — Владимир Маяковский. Специально для The Blueprint основательница телеграм-канала Fierce & Cute Мур Соболева разобрала стиль поэта.



Звание главного поэта революции не очень хорошо рифмуется с титулом иконы стиля, но Маяковский был весь сделан из контрастов — и хорошо это знал. Он очень рано понял важность внешности в самопрезентации. «Маяковский усвоил одно правило: одежда — действенный участник его выступлений», — говорит Лариса Колесникова, автор книги «Другие лики Маяковского», посвященной отношениям Маяковского с модой. Маяковский хорошо понимал, для какого случая подходит какой наряд, и умел менять образ. «Маяковский даже в годы футуризма — годы поиска себя, своего стиля — понимал, что такое сценический костюм и костюм на выход и чем они отличаются», — рассказывает Марина Краснова, куратор специальной программы выставки, заведующая научно-экспозиционным отделом ГМИРЛИ имени В. И. Даля «Дом И. С. Остроухова в Трубниках». «Современники вспоминают, что Маяковский производил впечатление человека, принадлежавшего к французской богеме, и я думаю, что ему хотелось соответствовать этому образу. Он чувствует себя художником, и ему хочется не только ощущать это внутренне, но и показывать это внешне».

На знаменитой фотографии с подписью «Футурист Владимир Маяковский» поэт одет подчеркнуто элегантно, при нем цилиндр и трость (любовь к тростям, кстати, сохранилась у него на всю жизнь). Современники вспоминают, что смокинги и шляпы Маяковский брал напрокат и покупал в недорогом магазине театрального реквизита. В его гардероб входил муаровый розовый смокинг и красный бархатный жилет, которые он носил вместе. Потом появилась знаменитая желтая кофта и нашейные ленты. В автобиографии «Я сам» Маяковский рассказывает о расцвете своего футуристического периода: «Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук. Очевидно — увеличишь галстук, увеличится и фурор. А так как размеры галстука ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук». Под одной из «гнуснейших блуз», видимо, подразумевается пресловутая желтая кофта, воспетая и современниками, и самим Маяковским («Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана», — пишет он в поэме «Облако в штанах»). Крупные ленты, которыми Маяковский повязывает блузы на манер oversized-галстуков, имели еще и практическое значение — закрывали дырки и потертости на одежде.

Желтых кофт, собственно, было две — просто желтая и в черную полоску. В то время с одеждой Маяковскому помогают мама и сестры — Ольга и Людмила (последняя работала текстильным дизайнером, возглавляла мастерскую аэрографии на Трехгорной мануфактуре). Поэт Серебряного века Бенедикт Лившиц вспоминал, как покупал с Маяковским ткань: «Решив, что его наряд уже примелькался, он потащил меня по мануфактурным магазинам, в которых изумленные приказчики вываливали нам на прилавок все самое яркое из лежавшего на полках. Маяковского ничто не удовлетворяло. После долгих поисков он набрел у Цинделя на черно-желтую полосатую ткань неизвестного назначения и на ней остановил свой выбор. <...> Сшила полосатую кофту Володина мать».


«В это время Маяковский начинает часто выходить на сцену», — объясняет Краснова. «Своими нарядами он отделяет себя от аудитории и в то же время декларирует новые взгляды на новое искусство, эпатируя публику. При этом, к примеру, одна из современниц вспоминала: Маяковский однажды позвонил ей и предложил пойти в театр, она сказала, что не хочет идти с футуристом, это будет скандал и очень неприлично. На что Маяковский ответил, что „знает, как заезжать за девушками“, и повесил трубку. И явился во фраке, с перчатками, в цилиндре — в театре все замирали от красоты пары».

Начиная с 1915 года у Маяковского начинает складываться стиль, который с ним останется на всю жизнь. Определяющим событием для этих перемен стало знакомство с Лилей и Осипом Бриками. Так, Брики оплатили услуги дантиста, которые вставили Маяковскому зубы — бывшая возлюбленная Маяковского Софья Шамардина вспоминала, что это, на ее взгляд, даже испортило его. «Мне не мешали в его облике гнилые зубы. Наоборот — казалось, что это особенно подчеркивает его внутренний образ, его „свою“ красоту. <...> И когда позднее, уже в 1915 или 1916 году, я встретила его с ровными, белыми зубами — мне стало жалко. Помню, что я даже с досадой обвинила в замене его зубов Лилю Брик. Это она сделала». Благодаря Лиле в гардеробе Маяковского появляются кепки, галстуки-бабочки, позже — костюмы: когда Брик начинает выезжать за границу, она высылает своим любимым мужчинам, «Осе и Володику», отрезы ткани и готовую одежду.

Неизменным элементом стиля Маяковского Марина Краснова называет папиросу: Маяковский очень много курил, выкуривая до ста папирос в день, и прикуривал одну от одной, даже на сцене во время выступления. «Начиная с 1922 года Маяковский самостоятельно формирует свой стиль», — говорит Краснова. Он начинает выезжать, покупает вещи за границей, в основном в Париже: рубашки, галстуки, костюмы-тройки. «Современники отмечают, что Маяковский придерживается спортивного стиля, хоть и не совсем в современном понимании — для него важен свободный крой, комфорт, удобство. Были вещи, становившиеся любимыми, которые можно видеть на фотографиях разных лет — к примеру, знаменитый джемпер, который подарила Маяковскому в 1925 году в Америке Мария Бурлюк. В нем он появляется и на фотографиях 1927 года, и на снимках с выставки „Двадцать лет работы“ в 1930 году. Этот джемпер сохранился, на нем даже видны следы штопки».

«В 1927 году Маяковский начинает ездить по России с лекцией, которая называется „Даешь изящную жизнь“ — фактически он рассказывает о моде и стиле, — рассказывает Марина Краснова. — Был социальный запрос, сконструированный эпохой НЭПа, модой на все иностранное, иногда бездумной. Против безвкусицы, против пережитков прошлого и выступает Маяковский». Одной из слабостей Маяковского была обувь — у него было шесть пар ботинок французской марки J.M. Weston, которая существует и сейчас. Для большего срока жизни обуви Маяковский подбивал ботинки стальными набойками; в одной такой паре «с каблуками» его и похоронили. Лев Никулин вспоминает: «Стоя у гроба, я долго смотрел на почти нестертые стальные пластинки, „вечную вещь“. Она оказалась намного прочнее большого человеческого сердца...»

«Стиль Маяковского — вне времени, — считает Краснова. — Основные его элементы легко примерить на нынешнюю жизнь: костюмы-тройки, трикотаж, галстуки и бабочки, рубашки, хорошая обувь. Все это вполне может войти в гардероб современного модного мужчины». Некоторая франтовитость Маяковского может изначально показаться несовместимой с его приверженностью «пролетарскому» стилю, но на самом деле здесь была несокрушимая логика: Маяковский считал, что для советского человека затрапезность и неряшливость недопустимы и что новый уклад жизни должен быть заметен в том числе и во внешнем виде. (Целое стихотворение «Поиски носков» посвящено невозможности найти хорошие носки и заканчивается словами: «Даешь, госорганы, прочные, впору красивые носки!».) Будучи большим поэтом, он совершенно не стеснялся посвящать стихи таким «низменным» вещам, как носки или часы.

Роман с советским производством у Маяковского не сложился — несмотря на то, что он писал его рекламу, а его подруги Варвара Степанова и Людмила Попова занимались текстильной промышленностью и раскраской тканей. Из тех вещей, которые покупались в Советском Союзе, сохранились лишь воротнички и манжеты, объясняет Краснова. Почти легендарной стала чистоплотность Маяковского — он всегда носил с собой мыло в мыльнице, платок, через который он открывал дверь (и даже здоровался), в поездки с ним всегда ездил складной тазик и собственный стакан. «Известна крайняя чистоплотность и брезгливость Маяковского, которая отчасти объясняется тем, что отец его умер, уколовшись, от заражения крови. Володя мыл руки, как врач перед операцией, поливал себя одеколоном!» — вспоминает сестра Лили Брик Эльза Триоле. Неизвестно, любил ли Маяковский духи — подруга Ида Хвасс упоминает, что поэт «всегда носил с собой пузырек с одеколоном», но цели у него были, видимо, гигиеническими. Хотя не факт: спутница Маяковского Наталья Брюханенко вспоминает, Маяковский с досадой приговаривал, что ее «всему учить надо»: в том числе что и шляпу носить не стыдно, и одеколон — это не роскошь.

Маяковский всерьез считал, что, прививая советским людям культуру гигиены, объясняя основы стиля, показывая, что он считает красивым и аккуратным, делает важное и нужное дело. Он осознавал свою ответственность перед читателями — и свою влиятельность. Фактически Маяковский стал предтечей современных рок-звезд — на его выступления ломились, ему подражали, его слушались. И несмотря на то что с момента гибели поэта прошло без малого 90 лет, нам до сих пор есть чему у него поучиться. И не только в области литературы.

{"width":1200,"column_width":120,"columns_n":10,"gutter":0,"line":40}
false
767
1300
false
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}
true