Мне говорили, что жизнь изменится. До этого мы шесть лет подряд зимовали в Индии. Хотели зимовать и дальше. Но сын решил, что будет иначе. Две зимы мы сидели дома и ели новогоднее оливье вместо масала-досы. Это была первая и самая безобидная жертва.
Потом мы лишились Москвы. В Москве много машин, развлечений и нет бабушек. Пришлось переехать в Подмосковье, в родной Дмитров. Там есть чем дышать и есть сердобольные бабушки, а из развлечений только супермаркет Spar по выходным. Но сыну так будет лучше.
Еще малыши обычно много спят. Едят. И ходят в туалет. И, кажется, это очень просто. Ты просто катишь его коляску, как колесо Дхармы. Катишь и катишь. Катишь и катишь. Он иногда просыпается, ты его кормишь. Переодеваешь. Он засыпает — и ты снова катишь. Только колесики поскрипывают. А ребенок посапывает.
«Ты с ума сошла, что ты все время ноешь? Это же кайф. Весь день гуляешь, а он спит», — упрекал я свою вечно расстроенную жену. Жена смотрела на меня грустными глазами уставшего сенбернара и просила... хотя бы понимания. А я не понимал, что я должен понять, и уезжал в очередную командировку, переполненную событиями, новыми людьми и эмоциями.
Я все понял через пару месяцев, когда Юле по самым странным обстоятельствам пришлось уехать к своей больной маме на месяц. И оставить меня с собственным сыном один на один. Ну, думаю, смогу же.
Все инструкции висели на холодильнике. Разные цифры, во сколько он должен спать, есть, купаться, смотреть любимый мультик по ТВ. Нашу первую ночь вдвоем мы провели, как и все следующие. Лука мирно спал на середине родительской кровати. Я лежал с краю, трепетно держал его за ручку и охранял его сон, только под утро проваливаясь в какое-то забытье. Но очень ненадолго.
Семь утра. Сын давно на ногах. На коленях, если точнее. На моем лице, если еще точнее. Есть люди, которых я никогда не смогу понять. Это те лжецы, которые, захлебываясь от счастья, рассказывают нам всем, как круто и просто иметь маленького ребенка. Кем же это надо быть, скажите мне, чтобы искренне радоваться, что уже год не спишь нормально? Я обращаюсь к вам, мамаши, с синяками под глазами. Хватит врать! Вы все страдаете. Вы еще слишком молоды, чтобы по-старчески просыпаться с первыми лучами солнца и с улыбкой, прислонившись к радиоточке, завтракать в семь утра. Вы не пенсионеры, чтобы от этого кайфовать. Вы хуже. Вы молодые родители.
К этому нельзя привыкнуть. Ведь все еще спят. Все собачки. Все котятки. Все птички. Все диджеи утренних радиоэфиров спят. Давай и мы поспим чуть-чуть. Говоришь себе все это с закрытыми глазами, не веря, что начался новый день. Начался неприлично рано. Ты приходишь в какое-то оцепенение. И даже не от того, что дико хочется спать, а от осознания того, что впереди новый день и он ничем, черт возьми, не будет отличаться от вчерашнего или завтрашнего. Горшок, тихий час, еда, горшок, еда, тихий час. Этот набор действий уничтожает тебя как личность с двумя высшими образованиями. Никаких новых событий, людей и эмоций, как в интересных командировках.
Вот что еще страшно: он не разговаривает. Конечно, я все время что-то рассказываю, комментирую, пою, читаю ему детские книжки. Включаю новости и объясняю, где корреспондент врет и у кого руки по локоть в крови. Но разве это общение? Разговор в одну сторону. Это страшнее и мучительнее неразделенной любви. Я знаю, что когда-нибудь он заговорит, но пока он не говорит. Он просто смотрит на тебя. И иногда дарит безмолвную улыбку. Но этого так мало.
У нас в городе есть лес. Ну как лес — скорее небольшой сосновый парк. Там я и предпринял попытку своей социализации в новом статусе. Сидение в четырех стенах в компании безмолвного сына нужно было разбавлять хоть какими-то диалогами. И я решил окунуться в новый для меня мир мамаш с колясками. Тех самых, которые годами не спят, мало моются, забросили личную жизнь, забыли, когда в последний раз делали маникюр, воюют с бестолковыми педиатрами и уже отчаялись найти хорошую няню.
Эти бедные женщины — вся скорбь русского народа. Они, как и я, катят свои скрипучие коляски и, как и я, скучают по полноценной жизни, но почему-то боятся признаться об этом вслух. Вместо этого я слышал примерно четырнадцать тысяч рассказов про разные виды пищевых аллергий. Про то, что в «Кораблике» сок дешевле, чем в «Карапузе». Про то, что срыгивание — это нормально до года. Про то, что подгузники трусиками лучше, потому что не протекают и их удобнее надевать.
Я вклинивался со своей коляской в группки несчастных мамаш и просто разговаривал. Мамаши за десять минут в меня влюблялись. Во-первых, потому что других мужчин в этом парке не видела ни одна сосна — это сугубо женское место. Во-вторых, я мог легко поддержать разговоры про пищевую аллергию, подгузники трусиками и соски chicco. В-третьих, в это время я выстриг себе нехилый ирокез и был таким же красивым, как Максим Семеляк в свои лучшие писательские годы. Ну и, в-четвертых, это самое грустное, каждая третья мамочка с коляской оказывалась матерью-одиночкой. Им так хочется влюбиться. Хоть в кого-нибудь. И это окончательно погружало меня в послеродовую депрессию. Дмитровский парк — это, конечно, не Индия. Но кое-что я для себя тоже решил.
Выносить адский физический труд, материнское одиночество (а материнство — всегда одиночество, никто до конца не поймет маминых страданий) без мужа — это настоящая человеческая трагедия и конец света в отдельно взятой плохо отапливаемой квартирке в панельном доме. Эти женщины, улыбчивые на людях, на самом деле грустнее и обреченнее сценариев всех фильмов фон Триера. А те мамаши, у кого семьи все еще есть, вот-вот развалят их своими руками. И сами будут виноваты.
Почти все мамы с появлением ребенка совершают одну и ту же ошибку. Не знаю, кто им сказал, что малыш — это центр вселенной, что все должно быть только вокруг него. Время, внимание, заботы, любовь, раздражение и все остальное... Хватит врать, мамочки. Ребенок в семье — это не самое главное. Главное в семье — это семья. Ограничивать свою вселенную подгузниками и неваляшкой — ошибка, которую я сам совершал каждый день. Бежать сломя голову в семь утра готовить кашу — ошибка. Сначала поцелуйте мужа, если он есть, а каша потом. Иначе муж, сами не заметите как, начнет целоваться с кашей, а не с вами. Не смотреть по сторонам, не слушать музыку, не читать «Фейсбук» про Путина и не иметь ни одной темы для разговора, кроме подгузников со своей семьей — это ошибка. Не заметите, как подгузником, пользуясь терминологией Андрея Лошака, станете вы сами. Причем использованным.
Да и в Индию следующей зимой мы зря не поехали. Луке бы наверняка понравился и поезд, и масала-чай, и даже один на все вагоны беззубый проводник-пакистанец.
Юля вернулась в последние дни августа. Мы с Лукой как раз доламывали неваляшку. — «Ну как вы тут?» — «Я тебя люблю».
|
|
|
|
|
|
